Год багульника. Весенняя луна - Страница 18

— А деньги есть? Я, конечно, понимаю, что вы в жилете, но у нас здесь свои порядки…

Хэур хотел было поставить ее на место крепким словом, но Моав не позволила.

— Есть, не переживайте, — поспешно отозвалась она, доставая из кармана мешочек.

Женщина нехотя открыла дверь и, даже не глянув на путников, зашагала к стоящему в глубине двора дому. Моав и Сигарт послушно двинулась за ней.

Совсем скоро они смогли убедиться в том, что эта внешняя суровость была лишь вынужденной мерой безопасности — мало ли разбойников шастает по Бурым горам. Убедившись же, что постояльцы при деньгах, хозяйка подала такой ужин, какого они не видали с тех пор, как покинули Имран, ну а чтобы окончательно покорить путников, предложила горячую ванну. Радости Моав не было предела — на протяжении всего ужина она предвкушала столь редкое в пути удовольствие, а едва доев, торжествующе проследовала за служанкой.

***

Плескалась она долго. Когда же, наконец, вышла, свежая, разрумянившаяся, пахнущая душистым мылом, то выглядела счастливейшей из смертных. С блаженным выражением на порозовевшем лице, помахивая полотенцем, она направилась в жилье, которое дала хозяйка.

Их комнатенка была под самой крышей. Потолок сходил на нет к стене, а единственное окно было подозрительно похоже на чердачное. Однако постель была свежей, пол чистым, так что даже непритязательность обстановки не смогла испортить праздник эльфе. Она запрыгнула в кровать и с наслаждением потянулась на прохладной хрустящей простыне.

Через некоторое время в дверях показался растрепанный и недовольный Сигарт — не желая отставать от эльфы, он тоже решился на ванну. В полученной от хозяйки белой рубахе и штанах он был похож на привидение: его одежду забрала служанка, чтобы постирать, и это несколько тревожило подозрительного хэура. Глядя на его растерянную фигуру, такую огромную в тесной комнате, Моав не смогла сдержать улыбки. Она отогнула край толстого одеяла и кивнула. Дважды просить Сигарта не пришлось — быстро сбросив непривычное одеяние, он с поразительной ловкостью юркнул к Моав. Немного поборовшись с пуховым одеялом, он, наконец, нашел затерявшееся в нем хрупкое тело.

— Ну вот, я теперь почти как эльф, — довольным тоном сказал он, — по крайней мере, я уже точно не пахну, как дикий зверь.

— Да, теперь ты пахнешь как вымытый дикий зверь!

— А ты — как букет ландышей, сваренный в супе! — с притворно обиженным видом заявил Сигарт.

— А почему в супе?!

— Не знаю, наверное, просто суп за ужином был вкусный…

Смеющимся клубком из тел и одеяла они покатились по кровати. Наконец, хэуру удалось одержать победу — с гордым видом он прижимал тяжело дышащую эльфу за плечи.

— Тебе не спастись от хищных когтей рыси, остроухая!

— Ты на себя посмотри!

Она ловко вывернулась из сильных рук и как кошка прыгнула хэуру на спину, повалив на постель; тот с рычанием кувыркнулся в сбитых простынях. Оба предавались этой игре радостно и самозабвенно, ибо так редки были мгновения их беззаботного счастья — счастья без ссор, обид и подозрений…

— Все, я сдаюсь на милость победителя, и пусть его кара будет справедливой! — с притворной покорностью заявил Сигарт.

— Кара будет столь же ужасна, сколь и преступление, — с нарочитой серьезностью заявила Моав. — Тебе придется поцеловать противную упрямую эльфу.

В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь приглушенным шорохом свежего белья. Сигарт долго и томно целовал Моав, терся щекой о душистую кожу, нежно гладил каждый изгиб ее стройного тела. В его могучих объятьях она казалась тонкой и гибкой, как рыбка — его большая рука закрывала едва ли не половину ее спины. Отпустив ее, наконец, он осторожно поцеловал белый шелковистый живот, вздрогнувший от его прикосновения.

— Твоя кожа на вкус как сладкий миндаль, — произнес он, поднимая голову и нежно глядя на эльфу.

— Как что? — рассмеявшись, удивилась она.

— Сладкий миндаль, я пробовал его в одном городе. Это такие съедобные косточки — очень вкусно, — смутился Сигарт, испугавшись, что как всегда что-то напутал.

— Не знала, что рыси едят сладкий миндаль, — Моав ласково пригладила растрепавшиеся волосы хэура. — Похоже, я еще многого о них не знаю.

Она подставила губы для поцелуя, и в комнате снова стало тихо. Неожиданно Сигарт отстранился от эльфы — серые глаза глянули на нее серьезно.

— Скажи, ты смогла бы быть счастлива здесь?

Она помолчала, глядя на него, потом произнесла изменившимся голосом:

— Ты никогда раньше не говорил о счастье…

— Я много чего не делал раньше. Но ты не ответила — ты могла бы чувствовать себя счастливой, живя в этой комнате?

На какой-то миг Сигарту показалось, что лицо Моав омрачилось. Но затем она вся изогнулась и, обеими руками обхватив его за шею, крепко-крепко прижалась к нему.

— Да, да! — страстно зашептала она, — я уже счастлива, разве ты не видишь.

Тронутый ее искренностью, Сигарт порывисто обнял ее. Ему казалось, что вся сладость мира заключена в этом принадлежащем ему маленьком теле, которое он вновь и вновь покрывал поцелуями. Как часто он потом вспоминал эту безмятежную ночь…

Насытившись любовью, хэур блаженно вытянулся в теплой постели, голова эльфы лежала у него на груди. Он был абсолютно счастлив. Счастлив незамутненным счастьем первой любви, так поздно и непостижимо появившейся в его жизни. И пока судьба ковала свои цепи и ножи, он жадно ловил каждое мгновение, проведенную с Моав, всем телом впитывая ее вкус и запах, запоминая цвет васильковых глаз. Что бы ни случилось впереди, этой тихой ночи у них уже никому не отнять. Пальчики притихшей веллары чертили на широкой груди хэура замысловатые узоры, а голова мерно поднималась в такт его спокойного дыхания. Заканчивалась весна.